Джаз с армянским акцентом
«Древо мечт» 2019 г Саркис Амалбашян
Рубрикатор
- Введение - Новые забытые звучания - Сквозь все запреты - Джаз по Параджанову - Сегодня - Вывод
Введение
Армянские джазмены, 50-е годы
Есть музыка, которая рождается не из нот, а из земли. Она прорастает сквозь толщи истории, как виноградная лоза, впитывая солнце трагедий и тень надежд. И когда эта музыка встречается с импровизацией — свободным, бунтарским духом джаза, — рождается не просто гибрид, а уникальное звуковое явление, где угадывается и многовековой плач, и жизнеутверждающий смех. Речь не о простом заимствовании ритмов или мелодий. Речь о встрече двух, на первый взгляд, далёких вселенных, обнаруживающих удивительное, почти мистическое родство в своей основе.
Джаз — это ведь не только про свинг и блюзовые ноты. В своей сердцевине это голос свободы, крик индивидуальности, прорывающийся сквозь строгие каноны. Это история о том, как личность, опираясь на глубоко усвоенную традицию, находит в себе смелость говорить от первого лица. Армянская же культура, прошедшая через горнило испытаний, веками оттачивала этот самый навык — сохранять своё «я» перед лицом любых обстоятельств. Её музыка, будь то священное церковное пение, пронизанное строгой духовностью, или зажигательный народный танец, выражающий неистовую радость бытия, — это всегда голос народа-сказителя, народа-философа, который нёс свою идентичность, как знамя, через тысячелетия.
И вот происходит эта встреча. Свинг, родившийся на улицах Нового Орлеана, и дудук, звучавший в ущельях Арарата. Что у них общего? Глубокая, пронзительная меланхолия, которая является не просто музыкальным приёмом, а состоянием души. Она есть в долгих, изогнутых звуках саксофона и в стонущих, полных неизбывной тоски обертонах дудука. Это плач по утраченному раю, по ушедшей любви, по разбитой родине. Но в этой же меланхолии таится и невероятная жизненная сила. Блюз никогда не бывает только грустным; он катарсический, он очищает через страдание. Так же и армянская музыка: даже в самых печальных её напевах слышна не сломленность, а огромная, копившаяся веками мощь духа, готовность жить дальше.
Именно здесь и рождается тот самый уникальный акцент. Не внешний, наносный, а внутренний, сущностный. Это не джаз с «армянскими украшениями» — это джаз, проросший сквозь армянскую душу. Композитор вбирает в себя многовековые лады — не только минорные, но и сложные, уникальные системы, вроде тех, что используются в народной музыке, — и пропускает их через гармоническую свободу джаза. Музыкант не цитирует народную тему, он дышит её ритмом, её фразировкой. Ритмы ашугских сказаний, пульсация давала незримо присутствуют в свинговой пульсации, придавая ей особую, почти ритуальную мощь.
Этот музыкальный сплав — не экзотика, а необходимость. Это способ говорить с миром на универсальном языке импровизации, но говорить своим, неповторимым голосом, в котором — шёпот древних камней Эчмиадзина, эхо горных ветров и неугасимый огонь, зажжённый в сердце нации. Это история о том, как можно быть абсолютно современным, авангардным, свободным, не теряя при этом связи с корнями, которые уходят вглубь веков. Это джаз, но с тем самым особым тембром, с той самой душой, что превращает простое звучание в высказывание, а музыку — в послание.
Левон Малхасян
Новые забытые звучания
Чтобы понять, почему джаз, рожденный в другом полушарии, нашел в Армении не просто благодарную аудиторию, а вторую родину, необходимо прислушаться к самой почве — к древним ритмам и голосам, что веками звучали у подножия Арарата. Армянская народная музыка — это не просто коллекция напевов, а сложная, математически выверенная система, в которой, однако, бьется живое, почти дикое сердце. И именно в ее глубинах скрывается тот универсальный код, который оказался созвучен джазовому мировоззрению.
Армянский оркестр Аданы, 1902–1906 // Матенадарано M6288, Женский трубадур с багламо, Хоромос, Анио, 1211 г.
Взгляните на инструментарий. Дудук с его тёплым, «дышащим» тембром и уникальной способностью к микрохроматике — это готовый солирующий голос, аналог саксофона или трубы в джаз-бэнде. Его плач — та самая «blue note», обертоновая грусть, которая пронизывает и спиричуэлс, и армянские застольные песни.
Средневековый армянский гимнарий, 1332 г. // Арам Хачатурян с армянскими композиторами и музыкантами в Дилижане
Зурна с её пронзительным, неутомимым звуком задаёт энергию, подобную ведущему голосу в диксиленде. Дхол — мощный, ритмически сложный барабан — это не просто метроном, а настоящий двигатель, чьи полиритмичные рисунки удивительным образом перекликаются с африканскими традициями.
Армянские народные музыканты // Матенадаран, рукопись с группой музыкантов, XVI–XVII вв.
И здесь мы подходим к ключевому моменту — неожиданному, но глубокому резонансу между армянской и африканской этническими музыкальными системами. Несмотря на все внешние различия, их роднит несколько фундаментальных принципов: И в африканских, и в армянских ритмических структурах (например, в танцевальных тактах, в игре на дхоле) пульсация — это не просто счёт, а сложная, многослойная система, часто основанная на полиритмии. Это создаёт ту самую «грувовую» почву, на которой только и может произрастать импровизация.
Музыка здесь редко бывает камерным искусством. Она — событие, в котором участвуют все: музыканты, певцы, танцоры, зрители. Это общий ритуал, трансовое состояние, где индивидуальный голос не растворяется, а, напротив, ярче проявляется в общем потоке. Эта коллективная энергия — прямая предтеча джаз-банда и его связи с залом.
Сквозь все запреты
В советское пространство джаз просочился благодаря Валентину Яковлевичу Парнаху, российскому поэту, музыканту и хореографу с еврейскими корнями, чьё знакомство с этим жанром случилось в 1921 году во Франции. Вдохновившись этим жанром, он решил создать свой собственный джаз-бенд из молодых музыкантов под названием «Первый в РСФСР эксцентрический оркестр джаз-банд Валентина Парнаха».
Валентин Яковлевич Парнах и его статья о джазе
Конечно, путь не был усыпан розами. В эпоху борьбы с «космополитизмом» и «низкопоклонством перед Западом» джаз, особенно в его «чистом» виде, часто подвергался жёсткой критике. Его объявляли музыкой «упаднической» и «чуждой советскому человеку». Так 18 апреля 1928 года в своей статье «Музыка толстых» Максим Горький ясно дает понять, что джаз — ничто иное, как просто невнятный набор звуков, намекающий на эксплуатацию не только живых людей, но и достижения науки, в частности радио, для удовлетворения своих прихотей.
Однако «армянский акцент» стал своеобразным щитом. Национальная форма позволяла сохранять суть, маскируя её под «развитие народного творчества».
Максим Горький
Настоящий прорыв произошел благодаря политике «советизации» джаза, когда власти решили не запрещать его, а взять под контроль, создавая официальные эстрадные оркестры. В Армении эту миссию блестяще выполнил Артемий (Арто) Айвазян — талантливый композитор, скрипач и дирижёр, выпускник Ленинградской консерватории.
В 1938 году Айвазян основал в Ереване Государственный эстрадный оркестр Армении (впоследствии знаменитый оркестр «Армянского радио»). Это был не просто коллектив, игравший западные шлягеры. Айвазян, обладавший блестящим чутьём, с самого начала провозгласил курс на создание национального джаза. И конечно, оркестр Айвазяна вряд ли соответствовал бы сегодняшним представлениям о джазе. Но он стал важным голосом новой армянской музыки, объединяя джазовые элементы с национальными мелодиями и ритмами.
Джазовые музыканты во время парада. Впереди — Цолак Вардазарян // Оркестр Артемия Айвазяна
Государственный эстрадный оркестр Армении под управлением Константина Орбеляна
Луи Армстронг, Уильям Хэнди и Джордж Авакян. 1954 год
Джордж Авакян (1919-2017) — Амбассадор Всемирно известный американский продюсер армянского происхождения. Хотя он жил в США, его роль как «моста» между двумя культурами неоценима. Он продюсировал легендарные записи Луи Армстронга, Майлза Дэвиса, Бена Уэбстера и многих других. Своей деятельностью он не только поддерживал связь с исторической родиной, но и демонстрировал, что армяне могут быть на передовой мирового джаза. Его успех стал источником вдохновения для нескольких поколений армянских музыкантов.
Левон Малхасян
Левон Малхасян (Лола Хонянс) (р. 1988) — Современный новатор
Американский музыкант армянского происхождения, виолончелист и вокалист. Он представляет современный глобализированный взгляд на армянскую музыку. В своих проектах, таких как «Lola Honyans & The L.A. Trio», он смешивает джаз с армянским фолком, классикой, роком и электроникой. Его творчество — это новый виток в диалоге культур: он не цитирует фольклор, а пропускает его через призму собственной артистской индивидуальности, следуя главному джазовому принципу — свободе самовыражения.
Тигран Амасян
Тигран Амасян — музыкант, который не просто играет джаз с армянским акцентом, а создает универсальную музыку, где Армения является неотъемлемой частью его художественного мира. Он доказал, что современный джаз может быть интеллектуальным, эмоциональным и глобальным, не теряя своей национальной идентичности. Именно он создал узнаваемый стиль, где виртуозная, почти перкуссионная игра на рояле сочетается с меланхоличной и пронзительной мелодикой. Его альбомы, такие как «A Fable» (2011), «Mockroot» (2015) и «An Ancient Observer» (2017), получили мировое признание и высокие оценки критиков.
эдуард артемьев
Так же хочется упомянуть Эдуарда Артемьева, имеющего армянские корни и его гигантский вклад в расширение границ познания в сфере музыкального исполнительства, например его работа над саундтреками для серии фильмов Тарковского «Сталкер».
Джаз по Параджанову
Нужно отметить, связь джаза, как музыкального исполнительства, и изобразительного искусства/ графического дизайна — неразрывна. Параджанов Сергей Иосифович родился у истоков армянского джаза и ушел из жизни в его разгар. Он сам есть джаз. Все его творчество это тонкая мысль, импровизация. Чтобы понять, как кинематограф такого титана, как Сергей Параджанов, может быть связан с джазом, полезно на мгновение отвлечься от самого кино и взглянуть на более широкий культурный контекст. Существует глубокая, почти мистическая связь между джазом и графическим дизайном — двумя, казалось бы, разными полюсами творчества. Оба являются искусствами ритма, контраста и импровизации в строгих рамках.
Взгляните на плакат к джазовому концерту. Что вы видите? Часто — не фотографическое изображение, а смелые, сталкивающиеся формы, динамичные линии, которые вот-вот сорвутся с плоскости, игру шрифтов, где жирный, рубленый тип соседствует с лёгким, летящим курсивом. Это визуальный эквивалент джазовой композиции: контрапункт визуальных «голосов», ритм, заданный повторяющимися элементами, и главное — мощный акцент, тот самый «удар», который подобен взрывному соло трубы после тихого музицирования ритм-секции. Графический дизайн стремится передать не просто информацию, а сам дух музыки — её свободу, её энергию, её сложную гармонию. Он не иллюстрирует звук, он его визуализирует, превращая в чистую пластику.
Эта параллель между музыкой и изобразительным рядом — не просто метафора. Это ключ к пониманию синтетического искусства, где одно начало перетекает в другое. И здесь крайне важно одно обстоятельство, которое часто остаётся в тени: музыкальное образование Параджанова. Будущий гений учился в Тбилисской консерватории по классу скрипки и вокала, впитывая основы музыкальной композиции, гармонии и ритма. Эта внутренняя, выстроенная слуховая культура стала тем фундаментом, на котором вырос его уникальный визуальный стиль. Он мыслил не сценами, а партитурами, где каждый цвет, каждый жест, каждый предмет был нотой в сложном полифоническом целом.
«I Sold Dacha» 1985
Именно этот музыкальный базис позволяет нам по-новому взглянуть на его коллажи. Эти работы — идеальная точка соприкосновения джазовой импровизации и параджановского мира. Ведь что такое коллаж, как не визуальный джаз? Это искусство спонтанной композиции, где художник, подобно джазмену, берёт готовые «темы» — фрагменты гравюр, обрывки тканей, бусины, фотографии — и начинает их свободное, на первый взгляд хаотичное, но подчинённое внутреннему ритму соревнование. Он сталкивает фактуры, как музыкант сталкивает тембры саксофона и контрабаса; он создаёт ритм за счёт повтора однородных элементов — пуговиц, марок, лепестков; и он всегда расставляет мощные визуальные акценты — яркое пятно, неожиданный объект, — которые работают точно так же, как оглушительный удар тарелки или взлёт трубы в кульминационный момент соло.
«Юрий» 1985–1986 гг. //Портрет Даниэля Ольбрыхского, 1981
Таким образом, Параджанов, как и армянский джаз, берёт глубокую, архетипическую традицию — будь то ковроткачество, иконопись или духовный плач — и пропускает её через призму авангардного, свободного сознания, основанного на музыкальной грамоте. Его фильмы и коллажи — это «джаз для глаз», где каждый кадр, каждая композиция — это отдельное соло, совершенное и законченное, но при этом неразрывно связанное с общей полифонией мировой культуры. Через его работы мы не просто видим историю — мы слышим её сложный, многоголосый и пронзительно-мелодичный ритм.
Музыкальное сопровождение в «Цвете граната» — это не фон, а сам кровоток фильма. Оно не иллюстрирует действие, а становится его звуковой плотью, где колокольный звон обретает зрительную тяжесть, а церковное пение растворяется в багровых тонах киноплёнки, создавая целостный сенсорный опыт, единую симфонию света и звука.
Если Параджанов создавал свои визуальные симфонии, отталкиваясь от фундамента академической музыки, то современные армянские художники продолжают его линию, исследуя музыку внутри живописи. Их холсты — это не молчаливые изображения, а застывшие аккорды, ритмические структуры, наделенные своим внутренним звучанием. В этом смысле, фигура Саркиса Амалбашяна, художника, чьи живописные работы пульсируют скрытой музыкальностью, становится ключевой для нашего повествования.
Подобно тому, как Параджанов мыслил категориями партитур, Амалбашян выстраивает свои композиции по законам полифонии. Его абстрактные полотна, с их сложным наложением красочных слоев, напряженной игрой фактур и контрапунктом чистых, насыщенных цветов, можно «читать» как нотные листы. Динамичные мазки создают визуальный ритм, стаккато коротких линий вступает в диалог с легато фоновых плоскостей, а мощные цветовые акценты работают точно так же, как кульминационные всплески в джазовой импровизации. Его живопись — это не иллюстрация музыки, а ее прямое продолжение на языке живописи, тот самый «джаз для глаз», где главным инструментом становится кисть, а тембром — уникальный, узнаваемый колорит. Амалбашян не пересказывает армянскую традицию, он импровизирует на ее тему, находя новые гармонии между древней символикой и языком современного искусства.
«Персона» 2023 // «Актриса» 2023
Сегодня
Сегодняшняя джазовая сцена Армении удивительно разнообразна. Звучание Арно Бабаджаняна, ставшее уже классикой, соседствует с экспериментами музыкантов нового поколения. Талантливые исполнители, такие как пианист Тигран Амасян или трубач Армен Уснунц, берут за основу богатое наследие армянского фольклора, джаза и академической музыки, создавая смелые, оригинальные произведения, которые находят отклик у международной аудитории.
Культурная жизнь столицы немыслима без джазовых вечеров. Легендарный Ереванский джаз-фестиваль, проходящий осенью, уже много лет является главным музыкальным событием года, собирая на своих площадках звезд мирового уровня и демонстрируя мощь местных коллективов. А в небольших кофейнях и барах звучит живая музыка, создавая особую, камерную и очень искреннюю атмосферу.
В моей поездке в Ереван летом 2025 года я очень часто посещала джем-сешены в арт-клубе Улиханяна. Играли: Арман Пештмалджян — Фортепиано Дэйв Геодакян — Бас Герберт Арустамян — Барабаны Арег Ордян — Гитара
Это основная группа клуба, у них проходят джем-сешены каждую пятницу.
Вот небольшой отрывок их выступления!
Вывод
Феномен армянского джаза — это не история заимствования, а история узнавания и органичного синтеза. Его удивительная жизнеспособность коренится в глубинном родстве двух музыкальных традиций. Свободолюбивый дух джазовой импровиции встретил созвучный отклик в многовековой культуре, где индивидуальное высказывание ашуга всегда ценилось внутри коллективного ритуала, а сложные ритмы и меланхоличные интонации оказались удивительно близки блюзовому чувству.
От гениальной стратегии Арто Айвазяна, наделившего джаз узнаваемым национальным акцентом, до современных экспериментов, где границы между жанрами окончательно стираются, — армянский джаз прошел путь от адаптации к аутентичности. Он доказал, что подлинная универсальность рождается не из отказа от своих корней, а из смелого и глубокого диалога с ними. В итоге, «джаз по-армянски» — это не экзотический гибрид, а уникальный голос в мировой полифонии, где древность Арарата говорит на языке современной свободы.
