Плакат как провокация в работах Францишека Старовейского
Францишек Старовейский, «До первого дня, история разрушения человеческого общества», 1986
Рубрикация
- Концепция - Искусство как провокация - Визуальный словарь - Побег в барокко - Перформанс как суть творчества - От иллюстрации к комментарию - Место Старовейского в истории польского плаката - Наследие и влияние - Заключение
Концепция
Я выбрала для исследования творчество Францишека Старовейского, потому что он меня одновременно завораживает и отталкивает. В текстах, которые я изучила, его характеризуют как личность с множеством противоречий: он был шляхтичем, питал ненависть к женщинам и коммунистам, избегал любых художественных объединений. При этом его плакаты — это не просто реклама фильма или спектакля, а целые миры, наполненные тревожной чувственностью, чёрным юмором и размышлениями о смерти.
Мне интересно разобраться в этом парадоксе: как такая сложная и эпатажная личность смогла не просто вписаться в феномен «польской школы плаката», но и стать, как я предполагаю, одной из его самых ярких и узнаваемых фигур. Когда читаешь, что именно его работы первыми приходят на ум при упоминании польского киноплаката, понимаешь, что его вклад требует отдельного глубокого изучения.
Важно понимать, что Старовейский был шляхтичем — потомственным польским дворянином. Это не просто формальность, а ключ к его поведению и творчеству. Его знаменитая позиция «одиночки», не желавшего вступать ни в какие художественные группы, его эпатаж и ощущение себя «аристократом духа» — всё это коренилось в его происхождении. Даже свой предельно плебейский псевдоним «Ян Бык» он выбрал в сталинские времена как форму иронии и скрытого протеста, что тоже было жестом человека, остро чувствующего свое «особое» положение.
Францишек Старовейский, «Белый брак», 1978
Основу моего визуального ряда составят работы, которые сам Старовейский считал ключевыми, а также те, что наиболее ярко характеризуют разные периоды его творчества. Мне важно показать не случайную подборку плакатов, а их осмысленную эволюцию: от ранних, более графичных и лаконичных работ, где он только искал свой язык, к зрелому периоду, когда сформировался его узнаваемый стиль, наполненный мощной барочной живописностью, гротеском и сложной символикой.
Особое внимание я уделю плакатам, в которых проявляются его главные темы и одержимости. Это, прежде всего, работы, где центральными образами выступают тело, особенно женское, которое он использовал как «аллегорию»; череп как постоянное напоминание о бренности; а также мотивы кукол, масок и птицеголовых существ, наполняющие его работы ощущением театра абсурда. Я буду отбирать те произведения, где эти элементы не просто присутствуют, а вступают в сложные взаимоотношения, создавая тот самый уникальный «театр Старовейского» на бумаге.
Кроме того, я включу в исследование эскизы и материалы, связанные с его знаменитыми перформансами — «Театрами рисунка». Это важно, чтобы продемонстрировать, что для Старовейского плакат не был конечным продуктом, а был лишь частью тотального творческого акта, публичного действа, где рождались эти образы. Такой метод позволит продемонстрировать неразрывную связь между техникой его работы и итоговым результатом, между ролью художника-шоумена и художника-графика.
Францишек Старовейский «Театр рисования», 1987
Структуру исследования я выстроила по принципу восхождения от внутреннего мира художника к его месту в большом культурном контексте. Сначала я погружаюсь в творческую вселенную Старовейского — анализирую, как его личные мифы и одержимости формировали уникальный визуальный язык. Я рассматриваю его побег в эстетику барокко через «антидатирование» работ, разбираю его главные символы — от рубенсовских тел до черепов и масок, а также исследую феномен «Театра рисования» как неотъемлемую часть его творческого процесса. Это позволяет понять, как работал его внутренний механизм, прежде чем смотреть на внешние влияния и сравнения.
Затем я перехожу к тому, как эта глубокая личная художественная система взаимодействовала с феноменом польской школы плаката в целом. Мне важно показать Старовейского не в вакууме, а в диалоге, и для этого я буду использовать тексты, где его творчество анализируют критики и искусствоведы, а также его собственные интервью и заметки. Например, его же описание рабочего процесса из журнала «Projekt» — где он рассказывает о составлении списков ассоциаций и отказе от первоначальных идей — становится для меня ключом к расшифровке конкретных плакатов. Такой подход позволяет не пересказывать чужие мысли, а самостоятельно интерпретировать его наследие, опираясь на надежную базу и находя связи между его словами, оценками современников и визуальными образами.
Старовейский воплощал в себе самую суть польской школы. Его плакаты — это не реклама, а «комментарии» и «презентации», как он сам их называл. Он, будучи маргинальной и эпатажной личностью, в полной мере реализовал творческую свободу, которую ему предоставила система. Подняв плакат до уровня высокого искусства, он раскрыл его интеллектуальный и провокационный потенциал.
Искусство как провокация
«Зритель ждёт, что художник будет его эпатировать, оскорблять и шокировать»
Францишек Старовейский не создавал плакаты, он создавал провокации. Его искусство было постоянным вызовом общественному вкусу, политике и самим основам дизайна. Это исследование — это попытка понять анатомию этого целенаправленного и блестящего эпатажа.
Францишек Старовейский в своей мастерской, 1991
Францишек Старовейский — это целая вселенная, заключенная в образе одного человека. Его невозможно назвать просто «автором плакатов». Он был шляхтичем в мире дизайна, хранящим верность своим внутренним кодексам чести и эстетики. Бунтарем, который вместо того, чтобы кричать на площадях, вел свою тихую войну кистью и пером, Он выбрал для себя очень простой псевдоним — Ян Бык.
Его громкое признание — персональная выставка в нью-йоркском MoMA в 1985 году лишь подтвердило то, что было очевидно, что Старовейский не следует за течениями, он создает их. Его искусство — это намеренный, выверенный до жеста вызов.
В этом мире пышное, чувственное барокко не просто возвращается, а вступает в диалог с тревожным гротеском XX столетия. Женское тело здесь уже не объект желания, а мощная аллегория. Череп соседствует с орнаментом, а рекламный плакат голливудского блокбастера превращается в глубокое философское высказывание, побуждающее зрителя не просто видеть, а переживать тревогу, страсть, иронию и вечный вопрос о бренности бытия.
Францишек Старовейский, плакат к фильму «Golem», 1980
Сюрреалистичное сращение тела и пейзажа, характерное для его зрелого периода. Образы Старовейского не иллюстрируют фильм, а являются его независимой трактовкой, «комментарием».
Францишек Старовейский «Божественная Польша, похищенная светской Европой», 1998
На этой картине Старовейский в свойственной ему провокационной манере изобразил своё видение отношений между Польшей и Европой. Художник показывает Польшу в виде пышной, мощной обнажённой женщины, которую грубо тащит за волосы на спину быка строгая Европа. Бык здесь — это символ грубой силы и упрямства. Образ получается очень унизительным и драматичным, он напоминает сцену насильственного похищения, а не равноправного союза.
Эта работа стала скандальной именно потому, что её повесили в здании польской дипломатической миссии в Брюсселе, сердце Европейского союза. Многие сочли её оскорбительной карикатурой, которая высмеивает и Польшу, и её европейских партнёров. Для Старовейского это была типичная стратегия — использовать шок и гротеск, чтобы заставить людей не просто посмотреть, а отреагировать, возмутиться и начать спорить.
Через этот яркий и неприятный образ художник выразил страх части польского общества перед потерей национальной идентичности после вступления в ЕС. Это эмоциональный крик, визуальная метафора тревоги о том, что страну могут «продать» или «подчинить» чужим интересам, лишив её собственного «божественного» пути.
Он использовал шок как инструмент, чтобы заставить людей обсуждать болезненные темы национальной идентичности и суверенитета.
Визуальный словарь
Францишек Старовейский, фрагмент плаката «Жуткий танец», 1974
У Старовейского был свой собственный словарь образов, который он использовал снова и снова. Он не придумывал новые сюжеты для каждого плаката, а как бы собирал их из готовых, но очень сложных деталей. Эти детали — тело, череп, маски, странные гибридные существа, и есть ключ к пониманию всех его работ.
слева — Францишек Старовейский, «Лилла Венеда», 1996 посередине — Францишек Старовейский, «Как вам это нравится», 1980 справа — Францишек Старовейский, «Выставка плакатов», 1982
Женское тело — это один из главных его символов. Но это не тело для восхищения. Сам художник говорил: «Я часто использую в рисунках женское тело, потому что оно лучше всего функционирует в качестве символа». Его пышные, мощные фигуры — это аллегории жизни, плоти, страсти и самой природы, а не объект желания.
слева — Францишек Старовейский, плакат фильма «Самый прекрасный вечер в моей жизни», 1974 справа — Францишек Старовейский, «Матерь кураж», 1976
Францишек Старовейский, «Ссора», год неизвестен
Для Старовейского череп был не просто мрачным символом конца, а почти привычным персонажем его визуального театра. Художник прямо говорил, что «смерть у других страшит, а у него у зрителя порождает радостное чувство». Он не пытался напугать, а скорее приглашал зрителя примириться с неизбежным, увидеть в этом своеобразную горькую красоту.
Это отношение шло от его любви к искусству барокко, где тема бренности жизни — одна из центральных. В его работах череп часто соседствует с пышными телами и яркими орнаментами, становясь полноправным участником действа. Смерть у него — не скрываемый финал, а вечный спутник, с которым можно вести диалог, и этот диалог лишен ужаса, наполнен скорее мрачной иронией и спокойным принятием.
Францишек Старовейский, «Красная магия», 1971
Францишек Старовейский, «Аллегория», 1986
Францишек Старовейский, плакат для постановки оперы Альбана Берга «Лулу», 1980
Мир Старовейского густо населен, но людьми его не назовешь. Здесь привычные образы словно прошли через кривое зеркало. Появляются странные гибриды, например, существа с человеческими телами и головами, напоминающими птичьи. Эти образы не имеют прямого отношения к сюжету пьесы или фильма — они рождены фантазией самого художника.
Этим приемом: стиранием границ между человеческим, животным и механическим — Старовейский создает ощущение тотального абсурда. Его персонажи кажутся участниками какого-то необъяснимого ритуала или обитателями сюрреалистичного сна. Такие образы ломают наше привычное восприятие и заставляют почувствовать тревогу и недоумение, что и было его целью.
слева — Францишек Старовейский, плакат для Музея современного искусства, 1985 справа — Францишек Старовейский, плакат для выставки «Кшиштоф Гералтовские портреты», 1983
слева — Францишек Старовейский, «Они», 1971 справа — Францишек Старовейский, плакат для пьесы «В малой усадьбе», 1980
Еще один навязчивый мотив у Старовейского — глаз. Он появляется в самых неожиданных местах: в узорах, на теле персонажей, вместо солнца. Этот образ работает на нескольких уровнях. С одной стороны, он отсылает к мистике и символике — словно некое высшее существо или судьба наблюдает за героями его плакатов.
С другой стороны, глаз может восприниматься как символ тотального контроля. В условиях социалистической Польши, где за искусством следила цензура, этот образ мог быть скрытым комментарием художника. Но у Старовейского взгляд этого ока всегда ироничный, почти издевательский. Он не просто наблюдает — он оценивает, ставит под сомнение и приглашает зрителя сделать то же самое со своими собственными убеждениями.
Старовейский создал свой собственный, мгновенно узнаваемый визуальный язык, где каждое тело, череп, птичья голова или глаз — это не просто декоративный элемент, а полноценный символ. Этот словарь, построенный на гротеске и многозначности, позволял ему говорить со зрителем на языке аллегорий, обходя прямые высказывания и превращая каждый плакат в сложное философское высказывание.
Побег в барокко
фрагменты из плакатов Францишека Старовейского
Одной из самых ярких черт Старовейского была его навязчивая идея с временем. Начиная с 1970-х годов он систематически «антидатировал» свои работы, подписывая их XVII веком. Это был не чудаческий каприз, а осознанный творческий метод — тотальный эстетический и ментальный побег из современности.
Францишек Старовейский «Театр рисования», 1987
Художник не просто подделывал даты — он создавал личный миф. Он утверждал, что является реинкарнацией духа своего предка, жившего в XVII веке, и что чувствует себя «в те времена, а всё остальное… — это просто плод воображения». Его мастерская, наполненная предметами той эпохи, стала физическим воплощением этого побега.
слева — Бартоломеус Брейн Старший, «Ва́нитас», 1524 справа — Францишек Старовейский, «Ротация больших», 1987
Его выбор был не случайным. Барокко с его драмой, театральностью, интересом к бренности, чувственности и сложному орнаменту идеально совпало с его собственными творческими устремлениями. Как и мастера барокко, он видел мир как грандиозный театр, где жизнь и смерть ведут вечный диалог.
Этот уход в прошлое был формой интеллектуального протеста. Вместо того чтобы создавать искусство, воспевающее светлое коммунистическое будущеe, соцреализм, Старовейский уходил в эпоху, ценившую индивидуальность, сложность и размышления о вечном. «Антидатирование» было его способом отвергнуть диктатуру современности.
Создав альтернативную реальность и назначив себя её полноправным жителем, он получил абсолютную творческую свободу. Это позволило ему игнорировать тренды и говорить на вневременном языке символов и страстей, укоренённом в эстетике барокко.
Францишек Старовейский, «Автопортрет», 1985
Перформанс как суть творчества
Францишек Старовейский, «Театр рисования», 1995
Для Старовейского создание искусства было не тайным процессом в мастерской, а публичным действом. Его знаменитые «Театры Рисования» были перформансами, где рождение изображения превращалось в зрелище. Он демонстрировал, что акт творчества так же важен, как и его результат.
Францишек Старовейский «Театр рисования», 1987
Каждое представление начиналось с того, что художник рисовал идеальный круг от руки, без циркуля или каких-либо других приспособлений. Этот жест символизировал как виртуозное мастерство, так и создание нового мира с чистого листа. Он мгновенно устанавливал контакт со зрителями и погружал их в атмосферу волшебства.
Франц Старовейский во время работы, 1987
Публика и модели были не пассивными наблюдателями, а соучастниками. Под музыку или литературный комментарий Старовейский создавал монументальные работы. Энергия зала, его реакция и настроение становились частью произведения. Он говорил: «Я хочу создать мир, который не зависит от наших представлений о человечности».
Францишек Старовейский «Театр рисования», 1987
Его плакаты — это следствие этих перформансов. Живописная манера, деформированные тела, сложные композиции — все это рождалось в ходе этих импровизационных шоу. Плакат был не просто коммерческим продуктом, а застывшим моментом театра, отпечатком того, что происходило на глазах у публики.
«Театр Рисования» был воплощением его веры в то, что истинное искусство рождается в момент диалога и спонтанности. Это был сознательный уход от стерильности коммерческого дизайна в сторону живого, аутентичного жеста, где ценность имеет не только картина, но и сам акт ее создания.
От иллюстрации к комментарию
Старовейский принципиально не иллюстрировал сюжеты. Его плакаты — это не пересказ содержания, а личная, часто очень вольная интерпретация.
слева — Францишек Старовейский, плакат к фильму «Локис (Рукопись профессора Виттенбаха)», 1970 справа — кадр из фильма «Локис», 1970
Ключ к пониманию его подхода — в его собственных словах. Он называл свои плакаты «презентациями Францишека Старовейского» или «комментариями к…». Это значит, что зрителю предлагалось увидеть не историю из фильма, а личную, субъективную реакцию самого художника, его размышления на тему, поднятую в оригинальном произведении.
слева — кадр из фильма «Иллюминация», 1973 справа- Францишек Старовейский, плакат к фильму «Иллюминация», 1973
Как писал критик, в этом плакате «сознание героя представлено в виде стилизованного монстра, пожирающего пронумерованные шары… этапы жизни». Старовейский не изображал главного героя-физика, а визуализировал абстрактную идею познания и внутренней борьбы — то, что осталось «за кадром».
слева — Францишек Старовейский, плакат к фильму «Прокажённая», 1976 справа — кадр из фильма «Прокажённая», 1976
Он создавал не рекламу, а самостоятельное художественное высказывание, рожденное его реакцией на произведение.
Францишек Старовейский, набросок, 1980
Францишек Старовейский, набросок, 1980
Его метод напоминал программирование. Сначала он составлял списки объектов, чувств и настроений, связанных с темой. Затем начиналась долгая работа: он рисовал отдельные символы, компоновал их, а часто — отбрасывал все наработки. Итоговый образ рождался спонтанно, уже после глубокого погружения в материал.
В итоге, работая с любой темой, Старовейский всегда говорил в первую очередь о себе и своих одержимостях. Его плакаты — это автономные миры, куда более связанные друг с другом, чем с произведениями, которые они якобы рекламируют. Он доказал, что плакат может быть не прикладным продуктом, а формой высокого искусства.
Место Старовейского в истории польского плаката
Как и все представители школы, Старовейский работал в уникальной системе госзаказа, где художникам давали полную свободу формальных экспериментов. Это позволило расцвести и его стилю, и стилю его коллег.
слева — Ян Лениц, «Альбан Берг Воццек», 1964 посередине — Роман Чеслевич, «Дзяды», 1967 справа — Вислав Валкуски, «Идиоты», 1999
Главной общей чертой для всех художников польской школы, включая Старовейского, был принципиальный отказ от простой иллюстрации. Никто из них не стремился буквально пересказать сюжет фильма или спектакля. Вместо этого они создавали сложные визуальные метафоры, используя язык сюрреализма, чтобы раскрыть идеи, настроение или философскую подоплеку произведения.
Эта свобода интерпретации порождала мощный авторский почерк. Каждый художник, как и Старовейский, имел свой уникальный, узнаваемый стиль. Именно этот акцент на самовыражении и превращал коммерческий заказ в самостоятельное произведение искусства, где ценным был не предмет рекламы, а личность самого художника и глубина его высказывания.
слева — Вислав Валкуски, «Человек, который закрыл город», 1983 посередине — Францишек Старовейский, «Подписано тремя крестами», 1978 справа — Лешек Жебровски, «Апокалипсис сегодня», 2009
Таким образом, сама судьба Старовейского как художника была предопределена уникальной средой, в которой он работал. Государственная система, по иронии судьбы, предоставила ему и его коллегам то, о чем дизайнеры на Западе могли только мечтать: творческую свободу и гарантированный заказ, где главным была не идеология, а художественная выразительность.
Именно эти условия «польской школы плаката» стали той питательной средой, которая позволила взрасти и расцвести его радикальному таланту. В другой стране его провокационные и глубоко личные работы, вероятно, просто не нашли бы поддержки. Его гротеск и эпатаж здесь не просто были допустимы, а воспринимались как высокое искусство.
Наследие и влияние
Выставка «Плакаты Старовейского», MoMA в Нью-Йорке, 1985
Настоящим триумфом и закреплением мирового статуса Старовейского стала его персональная выставка в нью-йоркском Музее современного искусства (MoMA) в 1985 году. Он вошел в историю как первый польский художник, удостоенный такой чести, что было беспрецедентным признанием для плакатиста из социалистической страны.
Это событие стало поворотным моментом не только для него, но и для всего польского плаката. Выставка в авторитетнейшем MoMA легитимировала польскую школу в глазах международного арт-сообщества, переведя ее из разряда «любопытного восточноевропейского феномена» в ранг полноценного и значимого явления в истории мирового современного искусства.
Кадр из документальной короткометражки Кристофера Нолана «Куэй», 2015
Влияние Старовейского вышло далеко за рамки плаката и проникло в самые неожиданные области. Ярким примером является короткометражный фильм Кристофера Нолана «Куэй», посвященный знаменитым аниматорам братьям Квей. В одной из первых сцен камера выхватывает книгу о Старовейском на полке их легендарной мастерской. Этот кадр — не случайная деталь, а прямое указание на его влияние на визуальный язык братьев, известных своим сюрреалистичным и гротескным стилем.
Эта деталь у Нолана подтверждает, что эстетика Старовейского — его барочная сложность, тревожная телесность и интерес к абсурду — продолжает жить, вдохновляя современных мастеров. Его наследие заметно и в работах новых поколений польских дизайнеров, доказывая, что его уникальный визуальный словарь остается актуальным и мощным источником для всей современной визуальной культуры, от кино до музыки.
Францишек Старовейский, около 2000-го года
Старовейский не просто вошел в историю польского плаката — он стал одним из тех, кто создал этот феномен и вывел его на мировую сцену. Его уникальный стиль, про который критики справедливо замечали, что именно он «приходит на ум, когда речь заходит о польских киноплакатах», превратил его в синоним всей школы, ее самый смелый и узнаваемый голос.
Своим творчеством Старовейский блестяще доказал, что плакат способен быть территорией абсолютной творческой свободы. Через создание личного мифа, мощный гротеск и постоянный диалог с прошлым он выработал универсальный визуальный язык. Этот язык, продолжающий провоцировать, восхищать и вдохновлять новые поколения, окончательно утвердил статус плаката как полноценного высокого искусства.
Заключение
Францишек Старовейский, плакат к фильму «Мадемуазель», 1966
Творчество Францишека Старовейского стало уникальным явлением на стыке личных одержимостей и исторических обстоятельств. Его глубоко индивидуальные темы — барочная эстетика, интерес к бренности бытия и телесность как аллегория — встретились с уникальными условиями польской школы плаката, где художникам предоставлялась небывалая творческая свобода при формальном выполнении госзаказа.
Именно это сочетание позволило ему превратить плакат из инструмента рекламы в пространство для философских высказываний. Благодаря такому подходу место Старовейского в истории польского плаката невозможно определить как просто «одного из многих». Он стал архетипом художника-творца, который максимально отстоял право плаката на статус полноценного высокого искусства.
Францишек Старовейский, 1981
Его работы всегда оставались в первую очередь «презентациями Старовейского», где авторский взгляд и личная мифология неизменно доминировали над коммерческим заказом. Даже создавая афишу к голливудскому фильму, художник оставался верен своему уникальному визуальному языку, наполненному гротеском и сложными символами.
Наследие Старовейского убедительно доказывает: настоящий мастер способен превратить любой, даже самый прикладной формат в территорию абсолютной творческой свободы. Он не просто создавал плакаты — он создавал целые миры, которые продолжают жить своей жизнью, бросая вызов новым поколениям зрителей и дизайнеров, и подтверждая неограниченные возможности художественного высказывания.
«Franciszek Starowieyski — connoisseur of female body» // DESA Unicum // [Электронный ресурс]. URL: https://desa.pl/en/stories/franciszek-starowieyski-connoisseur-of-female-body/ (дата обращения: 14.11.2025).
«Franciszek Starowieyski on Process» // Seek and Speak // [Электронный ресурс]. URL: https://www.seekandspeak.com/2024/01/16/franciszek-starowieyski-on-process/ (дата обращения: 14.11.2025).
«Старовейский, Францишек» // RuWiki // [Электронный ресурс]. URL: https://ru.ruwiki.ru/wiki/Старовейский, _Францишек (дата обращения: 14.11.2025).
«Franciszek Starowieyski» // Culture.pl // [Электронный ресурс]. URL: https://culture.pl/en/artist/franciszek-starowieyski (дата обращения: 15.11.2025).
«Franciszek Starowieyski» // Polish Poster Gallery // [Электронный ресурс]. URL: https://polishpostergallery.com/gallery/?q=starowieyski_franciszek (дата обращения: 15.11.2025).
«Franciszek Starowieyski» // MutualArt // [Электронный ресурс]. URL: https://www.mutualart.com/Artist/Franciszek-Starowieyski/B361DEFB08A69122 (дата обращения: 15.11.2025).
«Franciszek Starowieyski» // Art in House // [Электронный ресурс]. URL: https://artinhouse.pl/en/artist/franciszek-starowieyski/1548 (дата обращения: 15.11.2025).
«Movie Poster of the Week: The Art of Franciszek Starowieyski» // MUBI // [Электронный ресурс]. URL: https://mubi.com/en/notebook/posts/movie-poster-of-the-week-the-art-of-franciszek-starowieyski (дата обращения: 15.11.2025).
https://dignitynews.eu/ru/картина-divina-polonia-rapta-per-europa-profana-возвращается-в-польс/ (дата обращения: 14.11.2025).
https://mungfali.com/explore.php?q=Franciszek%20Starowieyski (дата обращения: 17.11.2025).
https://galeriaplakatu.com.pl/en/4288-mother-courage-brecht-polish-theater-poster.html (дата обращения: 17.11.2025).
https://www.mutualart.com/Artwork/Poster-for-the-play--W-maly-dworku--by-Z/FF32A4942E86A7D8F8979D2CC9B7520E (дата обращения: 17.11.2025).
https://plakatpolski.pl/oni-franciszek-starowieyski (дата обращения: 18.11.2025).
https://www.mutualart.com/Artwork/Poster-for-the-exhibition--Starowieyski-/37148B43D69DE770832EBCC03DB72E1B (дата обращения: 18.11.2025).
https://dignitynews.eu/ru/картина-divina-polonia-rapta-per-europa-profana-возвращается-в-польс/ (дата обращения: 18.11.2025).
https://vk.com/wall50758504_2555?z=album50758504_253191424 (дата обращения: 18.11.2025).
https://fantlab.ru/blogarticle78944page1 (дата обращения: 18.11.2025).
https://klassiki.online/the-watchlist-folk-horrors-of-eastern-europe/ (дата обращения: 18.11.2025).
https://premier.one/show/illyuminatsiya_none_4e22ebf0 (дата обращения: 19.11.2025).
https://www.mutualart.com/Artwork/Abschied-mitt-der-welt---1930-to-infinit/38E67F0465888757F4ECE0380836998A (дата обращения: 19.11.2025).
https://www.moma.org/calendar/exhibitions/1808/installation_images/24933?locale=ja (дата обращения: 19.11.2025).
https://www.mutualart.com/Artist/Franciszek-Starowieyski/B361DEFB08A69122 (дата обращения: 19.11.2025).
