
концепция
В современном российском искусстве на рубеже 2010–2020-х годов произошел значительный поворот от постмодернистской иронии к новым формам высказывания, балансирующим между искренностью и критической дистанцией. Этот феномен, получивший название постирония, становится ключевой стратегией для молодого поколения художников, работающих на периферии арт-системы. Особенно показательна в этом контексте практика томского дуэта сестер-художниц Ники и Аксиньи Сарычевых, известных как «Малышки 18:22».

«Малышки 18:22», выставка «12 магических историй в подземелье» в музее Гараж, Москва, 2022
Дуэт, образованный в 2018 году, работает с темами повседневности, человеческой уязвимости, феминности и сестринства, используя стратегию постиронии для критического осмысления гендерных стереотипов и региональной идентичности. Их художественная практика объединяет элементы бьюти-вандализма, тотальной инсталляции и перформанса, создавая многослойные высказывания, где «розовая сладкая оболочка» скрывает «гниющее нутро» [1].
рубрикация
(i) «Малышки 18:22»: биография, формирование дуэта
(ii) постирония в современном искусстве
(iii) бьюти-вандализм как художественный метод — постирония как метод
— розовая эстетика: между мило и гнило — китч, кэмп и постсоветская меланхолия — блёстки как метафора — постирония у «Малышек» ** — две сестры как художественный субъект
(i) «Малышки 18:22»: биография и формирование дуэта
Малышки 18:22
«Малышки 18:22» — арт-группа сестёр-художниц Ники (род. 1999) и Аксиньи (род. 1995) Сарычевых из Томска. Хотя сёстры шутят, что группа образовалась в 1999 году вместе с рождением Ники, официально они начали совместную практику в 2018 году с изобретения метода «бьюти-вандализм».
Название дуэта имеет неожиданное происхождение. В детстве, когда Ника болела и у неё был заложен нос, она решила назвать одну ноздрю 18, а другую 22 — по степени их заложенности. Эта дурацкая детская шутка стала для сестёр знаковой и превратилась в имя арт-группы, подчёркивая важность личного опыта, детства и абсурдного юмора в их практике [1].
Сёстры выросли в Сибири, рядом с Васюганскими болотами. Этот локальный контекст — бедность периферии, суровость климата, постсоветская эстетика — стал фундаментом их художественного языка. С 2018 по 2021 год они участвовали в самоорганизации «арс котельная», базировавшейся в заброшенном здании в центре Томска. В 2021 году они открыли галерею «Маленькая» в собственной спальне, превратив частное пространство в публичное.
На фотографии «Малышки 18:22» — Аксинья и Ника Сарычевы
(ii) постирония в современном искусстве
Постирония — это сатирический приём, в котором искренность сложно отличить от иронии. Она характеризуется размыванием границ между абсурдом и серьёзностью, искренностью и проч. Канадское издание Liminul описывает современную цифровую иронию как симулякр, опустошенную версию эмпатии, где обмен эмоциями становится чем-то совершенно чуждым исходному материалу [2].
Швейцарский художественный дуэт Com& Com ввёл термин постирония в дискурс современного искусства в конце 2008 года. В 2011 году они опубликовали Post-Ironic Manifesto — текст, провозглашающий «тотальную воображаемую и творческую свободу». Манифест утверждает: «Мы стоим на грани чего-то чудесного: возрождения нашего самотворения. Постирония означает тотальную воображаемую и творческую свободу». Com& Com призывают к «признанию эмоций и смелости вызывать пафос и великие эмоции», а также «восхищённому созерцанию реального, простого и магии повседневного» [3].
В российском контексте постирония приобретает особое значение. Здесь она функционирует не только как эстетическая категория, но и как способ навигации в постсоветском пространстве, где травма и ностальгия, бедность и богатство, периферия и центр сосуществуют в постоянном напряжении.
В Российском двухпостиронии имеется своя генеалогия. Ключевую роль здесь играют «Синие носы» (Вячеслав Мизин и Александр Шабуров) — арт-дуэт из Новосибирска, работающий с 1990-х годов [4].
Обложка выставки «Синие носы» с цветочным фоном и жирным шрифтом, 2022
«Синие носы» — первые современные художники в Сибири. Их практика основана на иронии, утрировании, трикстерстве. Куратор Катя Савченко отмечает, что «Синих носов» и «Малышек» объединяют трикстерские характеристики — совмещение противоречивых черт и игру по своим правилам [4].
(iii) бьюти-вандализм как художественный метод — постирония как метод
«Малышки 18:22», «Магический портал», Территория фабрики «Заря», Владивосток, 2021
Свой художественный метод «Малышки 18:22» называют бьюти-вандализмом. Это особый принцип работы с окружающей средой, интервенция в пространство, где несовершенства различных объектов и явлений подчёркиваются через их принудительное украшение
Ника Сарычева объясняет: «Используя стереотипно красивые штучки, мы украшали несовершенства города, одновременно проявляя их. Трещины, разломы — они как раны, а первый шаг к излечению — выявить больную точку и обозначить её».
Бьюти-вандализм «Малышек 18:22» на улицах. Фотографии из их социальных сетей, 2025
Художницы окрашивают ямы на дорогах в розовый цвет, присыпают блёстками обломки бетонных конструкций, превращая городские травмы в кукольные домики с обрушенными стенами. Аксинья Сарычева добавляет: «Бывает, красишь яму на дороге в розовый цвет, и на следующий день её уже нет — закатали. Наши интервенции как взмах волшебной палочки: ты такой — триньк! — и на этом месте происходит метаморфоза». Эфемерность бьюти-вандализма подчёркивает его суть: это не попытка исправить город, но жест, который выбивает случайных прохожих из состояния привычного незамечания.
розовая эстетика: между мило и гнило
Розовый цвет имеет сложную культурную историю. В XVIII веке, в эпоху рококо, розовый был цветом французской аристократии, В XX веке розовый постепенно стал ассоциироваться с «женским», детским и «слабым». В 1950-е годы установилась гендерная цветовая кодировка: розовый для девочек, синий для мальчиков. Розовый превратился в символ конвенциональной женственности, что сделало его проблемным для феминисток. В 2010-е годы, когда борьба за гендерное равенство усилилась и розовый стал символом силы и непокорности. Вместо того чтобы отринуть цвет, который ассоциируется с конвенциональной женственностью, феминистки присвоили его, сделав женственность (в широком смысле) предметом гордости. Розовый даже превратился в цвет высказывания активизма — широко используясь в гендерных феминистических маршах [5].
«Малышки 18:22» используют розовый в этой новой парадигме. Их розовый — это не наивная женственность, но осознанное феминистское присвоение стереотипа. Они работают с розовым как с инструментом, который одновременно подтверждает и подрывает ожидания от «женского» искусства.
Часть экспозиции выставки в музее Гараж, 2022 // Бьюти-вандализм «Малышек 18:22» на улицах. Фотография из их социальных сетей, 2025
По словам Ники: «Розовый — это камуфляж. В нашей практике розовый может быть и нежным, и маниакальным».
«многослойность как торт»: красивая оболочка и гниющее нутро
«Малышки 18:22». Паблик артобъект «Торт раненый», Томск, 2022
Аксинья Сарычева сравнивает их работы с тортами: «Они многослойны, и непонятно, какая внутри начинка. Важно не считывать только внешний красивый слой. Мы пытаемся создать напряжение между розовой сладкой оболочкой и гниющим нутром, всматриваясь в оттенки, которые возникают между этими полярностями».
Эта формула — «мило-сгнило» — ключевая для понимания постироничной стратегии «Малышек». На первый взгляд их работы выглядят мило, гламурно, кукольно. Но при ближайшем рассмотрении обнаруживается тревога, боль, распад.
Художницы фокусируются на исследовании серых зон между этическими полюсами. Они работают с контрастами и пересматривают фиксированные роли. Объединяя маленькое, интимное, частное с большим и публичным, они подчёркивают одно другим и выявляют точки разрыва [6].
Розовое игрушечное зеркало с треснувшей отражающей поверхностью и скульптурными объектами в пост-иронической арт-инсталляции от Малышек 18:22
китч, кэмп и постсоветская меланхолия
Художницы в своей практике активно работают с китчем — эстетикой дурного вкуса, массовой культуры, дешёвых украшений. Блёстки, стразы, пластиковые цветы, детские игрушки — весь этот арсенал «стереотипно красивых штучек» становится материалом их практики.
Сьюзен Сонтаг в эссе «Notes on Camp» (1964) описывает кэмп как любовь к неестественному, искусственному и преувеличенному. Кэмп — это «хороший дурной вкус», способность находить красоту в том, что официально считается некрасивым или вульгарным. «Малышки» используют эту стратегию, превращая китч в инструмент критики [7].
Их работы балансируют на грани кэмпа и серьёзности. Диадема с колючей проволокой, танк с пуповиной из бусин, розовый гроб с иллюстрацией трона внутри — эти объекты одновременно смешны и жутки, красивы и тревожны.
Малышки 18:22, Рай


Малышки 18:22, Рай
Выставка «12 магических историй в подземелье» в Гараже (2022) создавала «ощущение застывшего сна». Посетитель оказывался внутри большой розовой комнаты с тревожным постсоветским антуражем. Здесь розовый камуфлировал и одновременно подчёркивал тревогу, которая чувствовалась в деталях: диадема с колючей проволокой, танк с пуповиной из бусин, спрятанные «скелеты» в шкафах, застывших в хаотичном порядке, будто всё готово к переезду, который всё никак не случится.
Вид инсталляции группы «Малышки 18:22», «12 магических историй в подземелье» в Музее современного искусства «Гараж», Москва, 2022
Вид инсталляции группы «Малышки 18:22», «12 магических историй в подземелье» в Музее современного искусства «Гараж», Москва, 2022
Постсоветская эстетика в работах «Малышек» — это эстетика незавершённости, ожидания, замороженного времени. Это мебель из 1990-х, устаревшая техника, дешёвые украшения, которые хранятся как реликвии. Всё это пропитано ностальгией, но ностальгией не утешительной, а тревожной.
«Малышек 18:22», фотографии из социальных сетей, 2025
блёстки как метафора
«Малышки 18:22». Объект из проекта «Бьютивандализм», 2018 — 2023
Блёстки — один из ключевых материалов «Малышек». Они появляются в уличных интервенциях (присыпают обломки бетона), в инсталляциях (украшают обувь, объекты), в перформансах.
Блёстки функционируют как метафора — это одновременно волшебство и мишура, красота и дешёвка, праздник и фальшь. Как и розовый цвет, блёстки создают напряжение: они привлекают внимание, но то, что они украшают, часто оказывается травматичным или тревожным.
«Малышки 18:22», из серии «Потеряла туфельку», 2024
постирония у «Малышек»
Ника Сарычева говорит о «Синих носах»: «У нас тоже всё построено на иронии и утрировании. Мы, как и они, любим посмеяться. Но и поплакать тоже любим». Эта фраза — ключ к пониманию постиронии как метода [2].
Постмодернистская ирония позволяла смеяться, но не плакать. Плакать было наивно, сентиментально, несовременно. Постирония возвращает право на слёзы, не отказываясь от смеха. Она позволяет одновременно смеяться и плакать, иронизировать и сочувствовать, критиковать и любить. Эта двойственность не означает непоследовательности или цинизма. Напротив, постирония утверждает, что реальность достаточно сложна, чтобы вызывать одновременно смех и слёзы, что эмоциональная честность требует признания противоречий, а не их подавления.
Выставка «Хорошая девочка» в Masters Digital Gallery, 2024
две сестры как художественный субъект
«Малышки 18:22» — это дуэт сестёр, и сестринство — не просто биографический факт, но центральная тема их практики.
На фото «Малышки 18:22» — Ника и Аксинья Сарычевы, 2022
Работа в дуэте позволяет создавать особый тип высказывания. Две сестры функционируют как единый художественный субъект, но при этом сохраняют индивидуальность. Это создаёт внутреннее напряжение: они одновременно едины и различны, близки и автономны.
В визуальном языке «Малышек» сестринство часто представлено через зеркальность, дублирование, переплетение. Две фигуры в похожей одежде, косы, сплетённые вместе, руки, держащиеся друг за друга — эти мотивы повторяются в их работах, подчёркивая тему связи.
заключаем
Практика «Малышек 18:22» показывает, что локальный контекст не ограничивает, но обогащает художественное высказывание. Сибирь, периферия, постсоветское пространство — всё это не недостатки, которые нужно преодолеть, но ресурсы, которые нужно использовать. Глобальный дискурс о постиронии, метамодернизме, новой искренности часто основан на западных примерах. Российские художники предлагают альтернативные генеалогии и контексты, показывают, как постирония функционирует в других социальных, политических, культурных условиях.
«Малышки 18:22» демонстрируют, что периферия может говорить не только о себе, но и к глобальной аудитории, что локальный опыт имеет универсальное значение, что розовый цвет на сибирских улицах — это часть мировой истории искусства и феминизма.
Стил, В. (2018). Розовый: история панковского, красивого, мощного цвета. Нью-Йорк: Thames & Hudson.https://theblueprint.ru/fashion/history/think-pink
Сонтаг С. Notes on «Camp” // The Susan Sontag Reader. New York: Farrar, Straus and Giroux, 1982. С. 105–119.
https://garagemca.org/programs/archive-collection-and-raan/malyshki-18-22-12-magical-stories-in-the-underworld (дата обращения: 16.11.2025)
https://artistsfromsiberia.ru/malyshki1822 (дата обращения: 16.11.2025)
https://lib.mmoma.ru/catalog/6513/(дата обращения: 16.11.2025)
https://artistsatriskconnection.org/exhibition/malyshki-1822-exhibition/ (дата обращения: 16.11.2025)
t.me/malyshki_1822 (дата обращения: 16.11.2025)
https://www.theartnewspaper.ru/posts/20231023-mlxd/ (дата обращения: 16.11.2025)
https://vladey.net/ru/artist/malyshki1822 (дата обращения: 16.11.2025)
https://www.sobaka.ru/entertainment/art/179082 (дата обращения: 16.11.2025)
https://obdn.ru/en/articles/garderob-chto-nosyat-i-chem-vdohnovlyayutsya-malyshki-18-22 (дата обращения: 16.11.2025)