Тело, в котором думает мысль
Original size 1240x1750
This project is a student project at the School of Design or a research project at the School of Design. This project is not commercial and serves educational purposes

I

В ранних философских рассуждениях связь мышления и тела долгое время выстраивалась как антиномия. С эпохи Нового времени человек мыслился через раскол между материальным и нематериальным, между движением и мышлением.

Например, Рене Декарт в «Размышления о первой философии», (1641) отделял сознание от материального мира: он утверждал, что «сознание свободно, активно, мыслит» и вовсе не имеет протяжённости, тогда как тело — «детерминировано, пассивно, не мыслит, дано в ощущениях, протяжённо».

«У меня есть ясная и отчётливая идея себя самого как вещи только мыслящей и не протяжённой, а с другой — отчётливая идея тела как вещи исключительно протяжённой, но не мыслящей»

— Рене Декарт, Размышления о первой философии

Эта и многие другие установки породили парадигму «чистого» мышления, оторванного от телесных процессов, от среды и чувственности. Сознание мыслилось как внутренний наблюдатель, а тело как инструмент восприятия. Такое разделение закрепило представление о субъекте как автономном и наблюдающем: «мыслящем, но не движущемся».

big
Original size 2880x1620

Фигура, в которой тело отделено от сознания: воплощённая метафора картезианского раскола между протяжённым и мыслящим.

Но к концу XIX — началу XX века это разделение стало предметом критики. Поток сознания у Уильяма Джеймса, длительность у Анри Бергсона, идеи гештальт-психологии — всё это возвращало внимание к непрерывности опыта, к телесным структурам ощущения. Мысль перестала быть неподвижной: она стала рассматриваться как форма движения, возникающая внутри потока жизни.

От дуализма к воплощённости

В философии сознания дуализм разума и тела, укоренённый в картезианской традиции, долго определял наше понимание субъекта как автономного «мыслящего я», оторванного от материального мира и чувственного опыта.

Эта модель, доминировавшая в эпоху Просвещения и индустриальной революции, превратила человека в рационального наблюдателя, управляющего механическим телом в пассивной среде, но уже в XVIII веке она начала подвергаться радикальной переоценке.

Критика чистого разума, 1781 Иммануил Кант (1724–1804)

Иммануил Кант, закладывая основы критической философии, переосмыслил субъект не как независимую субстанцию, а как трансцендентальную структуру, организующую опыт через априорные формы чувственности и категории рассудка, тем самым размывая жёсткие границы между познающим и познаваемым.

«Все чувственные созерцания подчинены категориям как условиям, единственно при которых их многообразное может соединиться в одно сознание»

— Иммануил Кант, Критика чистого разума

К концу XIX века этот сдвиг обретает динамичный импульс в работах психологов и философов, отвергнувших статичность сознания в пользу его текучести и телесной укорененности.

Уильям Джеймс в «Принципы психологии», (1890) впервые отказывается рассматривать сознание как статическую сущность. Он описывает его как «поток», где мысль не отделена от чувственного мира, а течёт вместе с ним. Для него переживание всегда в движении: границы между ощущением, эмоцией и действием размыты, как волны в реке, где каждая следующая форма вытекает из предыдущей. Сознание здесь не господствует над телом, а непрерывно рождается из его изменяющихся состояний.

Принципы психологии, 1890 Уильям Джеймс (1842–1910)

Анри Бергсон развивает этот сдвиг в сторону динамического понимания опыта. В «Материя и память» (1896) он утверждает, что тело — это не пассивный носитель восприятия, а активный центр действия. Мы не созерцаем реальность извне: мы действуем в ней, и именно из действия, из импульса к движению, возникает сознание. Восприятие у Бергсона не предшествует движению, а сопровождает его, «врастая» в ритм мира. Он пишет, что память это не склад образов, а «напряжённость» между прошлым и настоящим телесного опыта.

Original size 2880x1316

Анри Бергсон (1859–1941)

Таким образом, и Джеймс, и Бергсон подчеркивают текучесть сознания и его телесную основу: мысль больше не противоположна действию, а сливается с ним. Эта смена перспективы открывает пространство для нового взгляда на восприятие как на целостный процесс взаимодействия организма и среды.

Именно в этом контексте появляется гештальт-психология (Кёлер, Вертгеймер, Левин), утверждающая, что восприятие — это не сумма отдельных ощущений, а целостная форма (Gestalt), где движение, напряжение и ритм определяют смысл. То, как тело видит и действует, зависит не от отдельных стимулов, а от общей структуры поля и пространственно-временной динамики, в которую оно включено.

Original size 2937x1316

Курт Левин (1890–1947) Макс Вертгеймер (1880–1943) Вольфганг Кёлер (1887–1967)

Все эти идеи знаменуют переход от понимания сознания как зеркала мира к пониманию его как живого процесса, а также готовят почву для дальнейшего развития феноменологии. Сознание больше не надстраивается над телом, а вырастает из самого способа телесного взаимодействия с миром.

От разума к телу

Морис Мерло-Понти в книге «Феноменология восприятия» (1945) переосмысливает традиционный дуализм: «Сознание всегда телесно», мы воспринимаем мир через тело, а не абстрактно. Тело, по его словам, наш общий способ обладания миром. Мы не просто живём в теле — мы есть тело, и через него становится возможным само переживание мира.

«Я — не перед моим телом, я — в моем теле или, точнее, я есть мое тело»

— Мерло-Понти М., Феноменология восприятия

Здесь сама мысль возвращается к движению: восприятие — это не отражение, а действие. Мы не «смотрим» на мир, а входим в него через движения взгляда, дыхания, шагов. Тело оказывается субъектом, который думает жестом, ритмом, ориентацией в пространстве.

0

Альберто Джакометти — Трое мужчин идут, 1948 «Я леплю не человека, а следствие его присутствия в пространстве»

Его феноменология разрушает картезианскую дистанцию между мыслью и телом. Она утверждает, что мыслить — значит быть-в-теле, быть-в-мире, а потому всякая мысль уже телесна.

От восприятия к среде

К середине XX века американский психолог Джеймс Джером Гибсон развивает феноменологическую линию в эмпирическом ключе. Его теория «экологического восприятия» (Экологический подход к зрительному восприятию, 1979) предлагает радикально простую мысль: воспринимать — значит улавливать возможности среды (affordances).

«Возможности (affordances) окружающего мира — это то, что он предоставляет животному, чем он его обеспечивает и что он ему предлагает — неважно, полезное или вредное»

— Джеймс Гибсон, Экологический подход к зрительному восприятию

Каждый объект задаёт телу спектр потенциальных действий. Ступенька — это «то, по чему можно подняться», ручка — «то, за что можно взяться». Среда не нейтральна: она структурирует движение тела.

Современные трактовки подчёркивают, что аффордансы — это не свойства объектов, а отношения между средой и навыками тела. Возможность действия проявляется лишь в той мере, в какой агент укоренён в определённой форме жизни и её практиках. Опытные участники видят в среде иные возможности, чем новички, потому что распознавание аффордансов — это культурно и телесно сформированная чувствительность.

1.Лестница — возможность подъема. Её форма напрямую диктует телу траекторию движения. 2.Бордюр — препятствие или ступенька. Высота мгновенно вычисляется телом как барьер или опора.

Восприятие аффордансов требует воспитанного внимания: умений различать релевантные элементы ситуации и действовать в соответствии с нормами практики. Эта нормативность не сводится к правилам — она переживается как интуитивное ощущение уместного действия, вписанность тела в общий ритм среды.

1.Кнопка — возможность выбора этажа. Расположение кнопок предлагает спектр целевых действий. 2.Дверной проём — возможность пройти. Пропорции управляют телом: заставляют пригнуться или выпрямиться.

Несмотря на зависимость от навыков, аффордансы сохраняют объективность: стул предлагает возможность сидения даже в пустой комнате, поскольку эта возможность укоренена в коллективной человеческой форме жизни. Аффордансы существуют как часть экологической ниши и исчезают вместе с исчезновением соответствующих практик.

1.Лавочка — приглашение присесть. Расположение создает поведенческий акт до всякого обдумывания. 2.Перила — возможность опереться. Вертикальная поверхность предлагает поддержку и направление движению.

В этой логике мышление предстает как процесс непрерывного «дочитывания» среды: движение, внимание и материальная структура мира образуют единую систему, в которой происходит распознавание и порождение смысла — то, что впоследствии позволяет осмыслить прогулку как форму мышления.

От аффекта к мышлению

Современная философия тела усиливает эту линию — от восприятия к аффекту. Отражение этого мы видим в работе Брайана Массуми «Притчи для виртуального: движение, аффект, ощущение» (2002). Он подчёркивает, что мышление не исчерпывается символами и образами, а рождается из чувственной динамики тела. Он говорит о двух уровнях опыта:

- Интенсивности (чистой чувственности) - Квалификации (смысловом наполнении)

Оба уровня непосредственно воплощаются в теле: интенсивность проявляется в реакциях на коже, на границе тела и вещей. Тело проводит аффекты через свою поверхность, и мысль, по Массуми, возникает не в отвлечении, а как эффект телесной реакции.

«Разум и тело рассматриваются как два уровня, повторяющих один и тот же образ разными, но параллельными способами, постепенно поднимаясь от конкретного к бестелесному, удерживаясь в одном и том же отсутствующем центре теперь уже призрачной и потенциальной встречи»

— Брайан Массуми, Притчи для виртуального: движение, аффект, ощущение

Например, рассмотрим простую прогулку по парку или городской улице — повседневный акт, который на первый взгляд кажется тривиальным, но раскрывает глубинную динамику сознания как телесного потока.

Original size 2880x1316

Раймон Депардон — Нью-Йорк, 1981

Здесь шаг, ритмичное движение ног, лёгкое покачивание тела не просто механически переносят нас из точки А в точку Б. Они предваряют и запускают процесс осознания, будят сеть ощущений задолго до того, как разум успеет сформулировать цель («Я иду, чтобы подумать о проекте») или идею («Эта аллея напоминает детство»). В этот момент восприятие не пассивно отражает внешний мир (как в картезианской модели), а активно формируется из самого движения: вибрация шагов по асфальту сливается с шелестом листьев, создавая непрерывный ритм, где зрение, слух и проприоцепция (ощущение положения тела) переплетаются в едином потоке.

Original size 2880x1316

Раймон Депардон — Современная жизнь, 2008

От воплощённого опыта к медиированному

Такое понимание телесности, укоренённое в феноменологической и постструктуралистской традиции, открывает путь к изучению взаимодействия тела с технологическими и медиа-средами, которые интегрируются в его чувственную структуру как её органическое продолжение. В этом контексте Брайан Массуми подчёркивает двойственную природу тела, отмечая:

«Тело столь же абстрактно, сколь и конкретно; его активность и выразительность простираются, как бы изнутри, в бестелесное, но совершенно реальное измерение потенциала»

— Брайан Массуми, Притчи для виртуального: движение, аффект, ощущение

Эта формулировка подразумевает, что телесная активность не ограничивается материальной конкретностью. Она проникает в абстрактные пространства (включая виртуальные), где генерирует потенциалы опыта, не сводимые к физическому присутствию.

Франческа Вудман — Без названия, Пространство № 2

В этих и других работах Франчески Вудман (например, в автопортретах 1970-х) тело проявляется через размытие, слияние с пространством или своеобразное «исчезновение» в нём. Это визуально передаёт идею абстрактной телесности, проникающей в бестелесное измерение — тело как потенциал, не фиксированное в материальности, а расширяющееся в виртуальное/абстрактное. Её чёрно-белые снимки подчёркивают феноменологический аспект: размытость и движение намекают на пре-рефлексивный опыт, где тело не объект, а процесс.

Франчески Вудман — Пространство № 2, 1976

Original size 1440x1841

Франчески Вудман — Без названия, 1976

Вся эта онтологическая двойственность позволяет переосмыслить цифровые среды не как изолированные «отвлечённые пространства», а как расширенные поверхности воплощения, в которых тело сохраняет и трансформирует свой опыт посредством интегрированных сенсорных, моторных и когнитивных петель.

В таких средах, например, в интерфейсах виртуальной реальности или интерактивных медиа, восприятие и действие сливаются в замкнутые циклы обратной связи, где тактильные ощущения (через haptic-устройства) и моторные импульсы (в виде жестов или навигации) предопределяют когнитивные интерпретации, усиливая телесную укоренённость познания.

0

Эрик Пикерсгиль — Removed, 2015 Люди в разных позах с «удаленными» гаджетами: тело как интерфейс, интегрирующий цифровой опыт через моторные жесты и сенсорное предвосхищение.

В цифровых контекстах тело, таким образом, эволюционирует от роли простого носителя опыта к статусу интерфейса — динамичного медиатора между материальным и информационным измерениями. Его реакции и ритмические паттерны не только адаптируют внешние стимулы, но и конструируют смысловые структуры взаимодействия на пре-рефлексивном уровне.

Эти структуры опираются на сенсомоторное предвосхищение — механизм, при котором тело антиципирует события через проприоцептивные и кинестетические сигналы. Все это выходит за рамки чисто символической обработки данных и подчёркивает аффективно-телесный фундамент цифрового опыта.

От движения к мышлению

Важно сказать и о том, что само восприятие всегда является «нечистым»: оно не нейтрально и не отделено от среды. Движение тела никогда не изолировано, оно всегда в отношении с кем-то/чем-то, а само наше ориентирование в пространстве нельзя свести к пассивному «картированию» мира.

Original size 4050x1316

Алексей Титаренко Из серий: Черная и белая магия Санкт-Петербурга, (1995-1997) | Город теней, (1991-1994) | Застывшее время, (1998-2000)

Фактически положение возникает из движения, из отношения движения к самому себе и мысль формируется в процессе этого движения. Например, слова, шаги, дыхание и ритм города становятся частью мышления и показывают, что среда и тело влияют друг на друга: мегаполис и природа задают ритм телу, а тело интерпретирует и вплетает эти ритмы в поток сознания. Об этом более подробнее мы будем говорить в следующих главах.

0

Алексей Титаренко Из серий: Застывшее время, (1998-2000) | Санкт-Петербург, (1991-2009)

Original size 4050x1316

Алексей Титаренко Из серий: Город теней, (1991–1994) | Нью-Йорк, 2004 | Город теней, (1991–1994)

Подобным образом, «мир возникает из динамики интерференции и согласия между чувственными измерениями». Массуми называет такие повторяющиеся паттерны «биограммами» — формами телесной памяти, в которых чувства, времена и движения объединяются в единую поверхность восприятия. В этом смысле пространство становится не внешней сценой, а продолжением тела: отзывается на его ритмы, вплетая телесный опыт в собственную структуру.

«Биограммы…объединяют чувства, времена и измерения на одной поверхности. Они реальны и мнемонически полезны — абстрактные поверхности восприятия»

— Брайан Массуми, Притчи для виртуального: движение, аффект, ощущение

Алексей Титаренко Из серий: Город теней, (1991–1994)

От внутреннего к внешнему

В итоге восприятие предстает не как пассивный сбор нейтральной информации, а как глубоко телесный процесс, погружённый в среду. Тело сканирует пространство сквозь ощущения и предчувствия; оно постоянно реагирует прежде сознания. Таким образом, мышление всегда отстаёт от самго себя, являясь лишь эффектом уже произошедшей телесно-когнитивной петли.

Такая репрезентация связи тела и мышления не сводит разум к телу прямым способом, а показывает их единство в бытии-в-мире. Мышление изначально телесно: оно ткет из сетей ощущений, движений и средовых взаимодействий. Абстракции и концепты в данном случае лишь запаздывающее отражение глубинной телесной динамики. Мысль не парит над миром, а вырастает из танца тела и среды, соединяя тело с пространством и наполняя окружающую среду смыслом. Воспринимающий субъект оказывается не автономным наблюдателем, а частью среды.

Original size 2880x1647

Но если тело и среда столь тесно переплетены, возникает вопрос: что происходит, когда сама среда становится технологически опосредованной? Когда жест проходит через интерфейс, а восприятие через алгоритм, меняется ли способ, которым тело «думает» и ощущает? Можно ли говорить, что технологии и иные внешние объекты начинают участвовать в телесно-когнитивной петле, становясь продолжением тела и его органов чувств?

Эти вопросы открывают нам переход ко II главе исследования: рассмотрению внешних объектов и когнитивных процессов, где восприятие становится распределённым, а знание рождается на стыке тела, среды и технологии.

Chapter:
1
2
3
4
5
We use cookies to improve the operation of the website and to enhance its usability. More detailed information on the use of cookies can be fo...
Show more